Читать книгу "У чуда две стороны - Елена Габова"

– У меня тут тоже один тип из школы живет, – сказала я.

– Кто живет? Кит? – не понял Никита.

– Кит, кит, – засмеялась я. – Мою душу бороздит… Парень один.

– Он тебя обижает? – в свою очередь, спросил брат.

– Ну, немножко.

– Тоже плохими словами?

– Нет, не словами. Хуже.

(Он на меня не смотрит! Для него все равно, есть я или нет).

– Я его поколочу, – говорит храбрый братишка.

– Я покажу его тебе, и ты с ним поговоришь, ладно? – Я улыбаюсь.

– Ладно. А когда ты покажешь?

– Не знаю. Когда-нибудь…

Дома подошла к окну в своей комнате. И снова стала смотреть на его дом. В нашем пять этажей, он в этом районе, может быть, самый старый, а в новом – тринадцать. Младший брат нашего дома, а какой вымахал. Акселерат. Я так пялилась на него, будто взглядом хотела протереть в нем дырку и сквозь нее разглядеть Вальку.

Вечером в пятницу родители с братом уехали на дачу «закрывать сезон». Я позвала к нам Галку, чтоб не скучно было. Мама разрешила. Ночевать вдвоем с подругой, без родителей! Такое счастье нечасто выпадает!

Мы устроили праздник. Накупили пирожных, пепси и забрались на второй этаж нашей с Никитой двухэтажной кровати. Я – полная владелица второго этажа. Сюда даже мама не «заходит». Я могу прятать сюда все, что угодно, книжку под подушку (ночью могу почитать), жвачку, шоколад. Иногда сама с удивлением нахожу обломки печенья, конфетные обертки. Сами они, что ли, появляются? Однажды потеряла учебник геометрии – все внизу перерыла. Оказался у меня на постели. Сам, что ли, прилетел?

Я и Парижем владею! Да! На стене у меня большая наклейка. На ней изображено раскрытое окно – в размер настоящего. На подоконнике «стоят» разноцветные маргаритки в горшках, а внизу, под окном – «шумит» улица. Парижская улица, потому что за толпой разнообразных домов с черепичными крышами виднеется Эйфелева башня. Я могу часами лежать и глядеть в это «окно». Мечтать, что когда-нибудь туда попаду. Заберусь на самую высокую точку башни и с высоты буду любоваться огромным прекрасным городом!

Мы расставили тарелки с пирожными на одеяле, под чашки с пепси подложили книжки. Нашли в планшете фильм «Mama mia», смотрели в Youtube, останавливая просмотр для того, чтобы сжевать очередное пирожное, обменяться впечатлениями о фильме. Хохотали, как ненормальные, из-за всякого пустяка. Плеснем нечаянно пепси на одеяло – хохочем. Измажемся эклером – и снова смех. А накрошили! Стая воробьев бы не справилась с крошками. Потом спать было больно, когда крошки высохли и кололись. А мы как принцессы на горошинах, ворочались, ворчали и жаловались друг другу, что спать неудобно. Потом Галка на первый Никиткин этаж перебралась, где крошек не было. Болтали с ней до трех ночи. Обо всем. Об одноклассниках, об учителях… Я наконец-то подробно рассказала о лагере, в котором была летом. О том, как прыгнула в воду с берега и распорола ногу о край ракушки. Как было больно, как мне зашивали рану, и потом я ходила на костылях. Как я пела песню на конкурсе песни и заняла первое место.

– Это с перевязанной-то ногой! На костылях! – недоумевала я.

– Ты же не ногой пела! – отозвалась Галка. – А сейчас как твоя ножка?

– Нормально! Я уже и забыла все! – Я показала Галке еле заметные швы около пятки.

– А что ты пела?

– О Гал, ты не знаешь эту песню. Она очень старая. Не модная. Ее сейчас вообще не знает никто. Она мне по наследству досталась.

– Как это – по наследству? – удивилась Галка. – Она что-то сто́ит?

– Галчонок, тупой, наследство – это не только же деньги. Просто эту песенку еще мама пела, а еще раньше, ну, совсем-совсем давно – бабушка – в молодости. Вот насчет прабабушки не могу точно сказать, может, и она пела… Семейная, в общем, песенка. Я ее от мамы узнала.

– Спой! – предложила Галка.

– Под гитару надо, но ведь ночь, соседи услышат…

– А ты без гитары. Тихонько.

– Хорошо.

Я прислонилась к «окошку» на моей стене, уселась между «горшков с маргаритками», подтянув одеяло до шеи, и тихо начала петь:

Любви моей ты боялся зря,

Не так я страшно люблю.

Мне было довольно видеть тебя,

Встречать улыбку твою.

И если ты уходил к другой

Иль просто был неизвестно где,

Мне было довольно того,

Что твой плащ висел на гвозде…[2]

Песня была длинная, в несколько куплетов. Я пела и чуть не ревела. Такого не было на концерте в лагере. Песенка, конечно, грустная, но тогда мне совсем не хотелось плакать. Потому что тогда я еще не знала Вальку. А сейчас… я пела и представляла себя на месте этой девушки, которая полюбила случайного юношу…

Как будто я живу на берегу моря в маленьком домике, может быть, это таверна. Почему-то мне хочется, чтобы таверна была. Мне четырнадцать лет. Я люблю гулять по берегу, слушать шум волн. И вот у нас в таверне снял комнату молодой рыбак. Внешне он вылитый Валька. Ходит в широкополой шляпе, белой рубашке с широкими рукавами и кожаном черном жилете. Ну и понятно, что у него длинная челка, черные глаза, и еще он всегда веселый. Днем он рыбачит с другими рыбаками на баркасе, а вечером возвращается домой. И всегда что-то приносит мне в подарок. То свистульку из ивы, то человечка из шишек, то букетик лесных цветов. Однажды принес букет из одуванчиков. Не желтых, а белых. Три седых одуванчика. Они чуть касались друг друга пушистыми головами, но не приминали причесок. Они были, как легкое пушистое облачко… меня покорил этот облачный букетик. Я с каждым днем все больше ждала прихода рыбака. Он шел на берег, и я увязывалась за ним. Он сидел с трубкой у камина, и я присаживалась рядом. Я поняла, что влюбилась в веселого черноглазого парня. Но влюбилась безответно. Потому что он уходил к другой девушке в другую деревню, я знала это, и мне ужасно, ужасно было грустно. Я смотрела на его плащ, который он как повесил на гвоздь с тех пор, как у нас поселился, так и забыл о нем. И мне становилось немного легче. Я касалась его плаща рукой, я его гладила нежно-нежно… А потом рыбак уехал. Взял свой плащ, чемоданчик, трубку и уехал в неизвестный край. Может, он испугался моей любви? Но после его отъезда я продолжала любить его, и мне было довольно того, что остался гвоздь, на котором висел плащ. А потом и гвоздь потерялся, но я так любила его, что мне было довольно того, что от гвоздя остался маленький след.

…Когда же след от гвоздя исчез

Под кистью старого маляра,

Мне было довольно того, что след

Гвоздя был виден вчера…

Я пропела длинную песенку целиком и… неожиданно для себя разревелась. Уткнулась носом в колени, а потом совсем спрятала лицо в одеяло.